Убийственная библиотека - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Кусок пирожка наконец проглотился, а вместе с ним появились и слова. Попятившись, Маша выскочила из кабинета, не выпуская из рук поднос, и жалобно пискнула первому встречному:

– Вы ведь писатель? Детский? Вызовите, пожалуйста, милицию – там человека убили.

* * *

Фамилия следователя была Корольков, но никто и никогда не называл его иначе, чем Кроль. За глаза, конечно, потому что официально он был Сергей Сергеевич. Корольков был пухлый, добродушный, с немного размытыми от излишней полноты чертами лица. У него была привычка робко взглядывать на собеседника, так что казалось, будто он вот-вот дернет ушами и отпрыгнет в кусты – и поминай как звали! Девять человек из десяти после этого фокуса переводили глаза на уши Королькова, но уши у него были самые обычные – в меру большие, в верхней части прижатые к черепу.

– Чем стукнули душку? – расстроенно спросил Корольков эксперта.

Он был уверен, что по традиции перед Новым годом свалится какая-нибудь гадость. В общем, так оно и получилось.

– Фиг его знает, – пожал плечами эксперт. – А точнее пока не скажу.

– Ладно, давай без шуток, – попросил Корольков. – У меня там дюжина человек, всех опрашивать…

– Острым предметом, ясное дело, – смилостивился тот. – А точнее, заостренным. Видимо, тяжелым, потому что проломили кость – слегка, но товарищу хватило. Хорошо, что заведующая не пустила никого в кабинет, после того как нашли тело, а то не видать бы тебе никаких улик.

– Как будто сейчас их много, – проворчал следователь и отложил протокол.

– Олег Георгиевич, я с писателями побеседую, – кивнул он немолодому оперативнику. – А вы с Игнатовым орудие убийства поищите, ладушки?

Дело, в общем, было простым, но муторным. Собрались себе писатели, один из них читал вслух свою рукопись. Сделали перерыв, и в этот перерыв кто-то зашел в кабинет, стукнул покойного Чувычкина заостренным предметом и смешался с ликующей толпой. То есть с остальными писателями.

Только Сергей Сергеевич собрался попросить, чтобы ему выделили отдельное помещение, как выяснилась любопытная подробность. Оказывается, весь процесс чтения снимали на камеру.

– Это интересно, интересно, – пробормотал Корольков, устраиваясь перед стареньким видеомагнитофоном, стоявшим в кабинете заведующей. – Давайте послушаем, может, покойный кого-нибудь обличал перед смертью.

На второй минуте просмотра молоденький оперативник Вася Игнатов хрюкнул, сложился пополам и выскочил из кабинета. На пятой Корольков решил, что иногда убийство бывает вполне оправданным, даже если не является самозащитой. На десятой подумал, что он лично прикончил бы автора, если бы присутствовал при чтении.

Через двадцать минут Кроль выключил кассету и выразительно посмотрел на оперативников, стоящих у него за спиной.

– Агата Кристи, – сообщил он. – Какой-то там экспресс, не помню точно, какой.

– А чего в экспрессе? – поинтересовался Вася Игнатов.

– Там все собрались и замочили одного, – просветил его Олег Георгиевич. – И, в общем, за дело. А их никто не мог поймать, потому что они были типа друг с другом незнакомы. Все смотрели в разные стороны, мотива ни у кого по отдельности нет. А у всех вместе – есть.

– Вроде как и эти тоже замочили? – Игнатов кивнул в сторону зала, где толпились писатели. – Не, они хором не могут. Они же для детей пишут!

– Да что ты, Вася, – покачал головой следователь. – Те, кто для детей пишут, они и есть самые садисты.

– Точно, – поддакнул Георгич. – Нормальный человек этим заниматься не будет. Он лучше опером пойдет работать. Или постовым.

Игнатов недоверчиво посмотрел на обоих.

– Че, и этот был садист… как его там…Чуковский? Который про Муху-цокотуху написал?

– А ты помнишь, что он там сотворил с мухой-то? – недобро ухмыльнулся Георгич. – Муха криком кричит, надрывается, – процитировал он с выражением, – а злодей молчит, ухмыляется! Во как! Это я тебе еще про Мойдодыра не рассказываю.

– Тот вообще был порождение мрака, – согласился Корольков. – Помешан на чистоте. Вдруг из маминой из спальни… Ужас. А нам потом мамин труп собирать по кускам.

Игнатов хмыкнул, покачал головой и задумался. Кроль решил не выводить пацана из ступора и побеседовать с народом. Точнее, с лучшей его частью.

Час спустя примерная картина взаимоотношений покойного со свидетелями преступления была ему ясна. Четыре человека из собравшихся видели господина Чувычкина впервые, но каждый признался, что лелеял мысль окончить грешную жизнь писателя на протяжении часа во время чтений каким-нибудь особенно изощренным способом. Семеро его знали, но встречались с ним исключительно на сборах писателей, тусовках и тому подобных мероприятиях. Они представляли, чего можно ожидать от Распутинского, и были морально подготовлены к встрече. К ним стоило присоединить заведующую библиотекой и ее помощницу.

А еще трое очень заинтересовали Сергея Сергеевича Королькова.

Из сопоставления сбивчивых показаний выяснилось, что, скорее всего, последним видел Чувычкина в живых Антуан Рокотов, близкий приятель покойного.

– Я зашел, – потрясенно качая курчавой головой, рассказывал тот. – Мы поговорили о его рукописи… Я спросил, когда выйдет новая книга… Позволил себе задать вопрос о гонораре. Невозможно, просто невозможно! Он был оживлен и совершенно ничем не опечален. Нет, я никого не заметил. То есть, конечно же, заметил – около кабинета стояло много людей. Вот Мармеладная Соня, например.

– Кто? – вскинул брови Корольков.

– Сонечка Феклистова, – пояснил Рокотов. – Больше всего в жизни любит спать и есть, поэтому ее и прозвали по Кэрроллу. Они с Колей встречались. Не очень долго – около года, кажется. Я, откровенно говоря, даже не знал, что она будет здесь. В общем-то, к писательскому кругу отношение она имеет, так сказать, опосредованное.